Денежная реформа развитого феодализма

В апреле 1656 года Москва и страна пережили «порчу» денег. Фактически денежную реформу за счёт податных людей-налогоплательщиков.

«Денежная реформа» – сколько в этом словосочетании для сердца нашего слилось! Особенно для людей поживших – и переживших и сталинскую 1949 года, и хрущёвскую реформу, и павловскую…

И каждый раз государство под разными благовидными предлогами срезало минимальный «жирок», накопленный населением. Не имея возможности адекватно насытить рынок товарами, оно прибегало к искусственному ограничению платёжеспособного спроса. Кто не слышал отнюдь не смешных анекдотов, как получив точные сведения об утреннем старте обмена денег, граждане бросались скупать одеколоны, вёдра и даже ночные горшки оптом.

Впрочем, такие реформы – отнюдь не привилегия нового времени. Всё началось давно, во времена теперь почти былинные, когда в тогдашней Московии царь Алексей Михайлович, прозванный Тишайшим, задумал довольно громкие  реформы, а в казне ветер гулял.

На грош медяков

Впрочем, начали в Москве с повышения налогов. А как же иначе заткнуть дыру в государственной бюджете? Тогда вряд ли можно было занять на международных финансовых рынках. Подобная возможность появляется только во времена Петра и расцветает бурным цветом в девятнадцатом веке, когда российские власти становятся клиентами финансовой системы Ротшильдов.

Тогдашние средства доставки товаров – лошади – могли, в крайнем случае, побыть и на подножном корме. Но без соли тогда деваться было некуда. Это в Европе мясо консервировали не только солью, но и разнообразными специями, что ценились иногда дороже золота и из-за которых начинались кровопролитные  войны. У нас же в ходу была исключительно соль, коей производили немало.

Между тем, нужны были немалые деньги для проведения как всегда дорогостоящей, но жизненно необходимой военной реформы. Необходимо было изыскать деньги для формирования и вооружения передовых воинских частей – так называемых полков иноземного строя. Где было искать выход из тупика финансового дефицита? Решили ударить по стратегическому продукту той поры – соли, которую по значению можно было бы сейчас сравнить с бензином.

Только в Соли Камской работало 200 варниц, которые поставляли на рынок семь миллионов пудов ценного продукта, благодаря которому, к слову, в низовьях Волги готовили 300 тысяч пудов солёной рыбы и икры.

Иными словами, тогда соль, как ныне бензин, входила в ценовой состав любого продукта  массового спроса. А потому повышение акциза на соль автоматически приводило к скачку инфляции. И хоть слова тогда такого не знали, процесс начался вполне закономерный.

Царской волей соль подорожала на две гривны (примерно на шесть копеек)  за пуд, но по всем законам экономики, которые успешно действуют и ныне, соль автоматически повысила цены на мясо и рыбу. Ведь перевозчики соли, чумаки, накинули кое-что и от себя лично.

Для многих москвичей эти белковые продукты вмиг стали недоступны. И случился известный по всем учебникам «соляной бунт». Причём недовольные умудрились даже перехватить царя, возвращавшегося с богомолья из Сергиевой лавры: по-свойски взяли под уздцы его коня и потребовали на суд да расправы целый список неугодных руководителей, включая и представительный ряд начальников приказов. По–современному – министров.

Словом, чиновников на Руси недолюбливали всегда – и с тем же постоянством они всегда служили чем-то вроде громоотводов. Во всяком случае, отставка и опала неугодного слуги государева на некоторое время успокаивала общественное возмущение.

Правда, в тот исторический момент ситуация вышла из-под контроля властей и отставки автоматически перешли в суды Линча.

В общем, кое-кого поймали и прибили. Дворов видных бюрократов пожгли немерено и пар возмущения выпустили.

Но погром не прошёл для правительства незамеченным, а для российского хозяйства бесследно. Через год соляную пошлину отменили, но служивым людям содержание урезали. Дефицит решили покрыть как бы с другого конца – путём затягивания поясов на служивых кафтанах «небольших людишек».

К слову, уже тогда проявилась тенденция задержки выдачи этого самого жалованья (ну просто как в 90-е годы), зато приказные начальники, словно издеваясь над своими подьячими, разъезжали в каретах-иномарках, их в народе именовали «немецкими», и щеголяли в польских кафтанах. Некоторые даже похабно бороды брили. Вот их, в первую очередь, и наказали. Царь сумел спрятать только своего любимца и родственника  Милославского. И то пришлось униженно лгать, что его нет в Кремле.

Но поскольку у страны ещё не было резервного фонда, а суровые времена требовали перестройки армии на иноземный манер и возвращения утраченных в начале семнадцатого века территорий. Денег требовалось много и сразу.

И тут кто-то из окруженцев Алексея Михайловича пришёл к революционному выводу, что деньги – это символ, соответствующий своему формальному номиналу. А раз так, то незачем тратить на них драгоценное серебро. Достаточно чеканить их из доступной меди, не забывая указывать номинал – алтын или там рубль.

Не правда ли, возникает прямая ассоциация с отменой в 1968 году золотого долларового стандарта?

Такой шаг позволил печатать столько денежной бумаги, сколько нужно, не задумываясь о её реальном обеспечении.

Но тогда на Руси нравы были проще и правдивее. И тут началось…

Ох, испортили, дьяволы, монету

В общем-то, деньги «портили» везде и всегда. В Европе деньги из того же серебра облегчали, снижая прежний вес и содержание металла. Обрезали их по кромке. Словом, вовсю экономили.

В Московии своих серебряных рудников не было. Нерчинский рудник был впереди, равно как и золотоносная Колыма. Серебро приходилось мучительно зарабатывать внешней торговлей, снабжая, например, холмогорскими канатами половину кораблей  британского и четверть нидерландского флотов. А тут ещё Богдан Хмельницкий, втянувший нас в очередную войну с Польшей.

Где денег-то взять? Естественно, у трудящихся. Но как? Вот тут-то на монетных дворах Москвы, Пскова и Новгорода и пустили в дело медь, коей в стране хватало. Тогда было решено не просто ввести в оборот медные деньги, но и приравнять их по номиналу к серебряным. Весной 1656 года в Москве медные деньги были пущены в оборот взамен серебряных монет. Причём налоги и старые недоимки собирались серебром, а платежи из казны и жалованье платились медью. Из фунта меди стоимостью 12 копеек стали чеканить монеты на 10 рублей. Как мы видим, более прибыльной операцией может быть только производство водки. Так бывает всегда, когда денежная политика отрывается от государственных залогов, а то и просто товарной массы.

Мелкая медная монета поначалу действительно имела хождение наравне с серебряными копейками, однако вскоре чрезмерный выпуск ничем не обеспеченных медных денег, которые чеканились на Монетном дворе Москвы и на специально открытых заводах в Новгороде и Пскове, привёл к обесцениванию медных денег.

Всё это повлекло за собой недоверие населения к новым деньгам и обвальную инфляцию. К 1662 году рыночная цена медных денег упала в 15 раз.

Провал госрегулирования

Несмотря на царский указ, стоимость товаров сильно возросла, покупательная способность медной монеты падала. И никакие указы да угрозы не могли изменить элементарных законов рыночной экономики, пусть и довольно примитивной.

Положение ухудшалось с каждым днём. Разрушилась та самая смычка города и деревни. Крестьяне отказывались возить свои продукты в города, потому что не хотели получать за них ничего не стоящую медь.

Заработали те самые объективные законы. А продразвёрстку, понятное дело, никто вводить не собирался.

В Москве обнаружился дефицит хлеба насущного, цена которого резко подскочила.  Очень скоро такой дефицит привёл к голоду в среде посадских людей, от земли и огородов оторвавшихся. На глазах разрушались товарно-экономические связи, которые, как обручем, должны были скреплять государство.

К тому же такое искусственное обнищание и крестьян, и посадского люда сопровождалось новой напастью: возник вариант чисто русского огораживания.

В первую очередь, в Подмосковье власти предержащие стали захватывать общинные земли под собственные сады, огороды, поместья. Крестьяне жаловались, что они не могут даже проехать в лес за дровами.

Не напоминают ли вам, любезные читатели, эти жалобы, дошедшие до нас через триста лет, нынешние претензии поселян, которых хозяева новоявленных латифундий и особняков отрезают от выходов к рекам и лесам?

Понятно, что семнадцатый век не зря называют бунташным. Терпение масс в конце концов лопнуло, и москвичи дружно двинулись толпой в Коломенское, где отдыхал царь Алексей Михайлович Тишайший.

И за пуговицы дёргали, и по рукам ударяли …

Вообще мне всегда было обидно от того, что наши режиссёры предпочитали черпать свои сюжеты из западной  истории, бесконечно снимая приключения мушкетёров и британских рыцарей, игнорируя собственную трагичную и богатейшую историю.

Так и видится: под сень коломенской дубравы стекается разномастный народ с криками: «А деньги-то не настоящие!» Из дворцовых окон на «дубовую революцию» испуганно взирает придворная челядь, вслух прикидывая, кого царь сдаст на этот раз ради стабильности и всеобщего блага. Большинство сходится на том, что Милославскому всё-таки несдобровать.

Алексей Михайлович, человек не робкого десятка, отдаёт приказ послать за стрельцами, а сам выходит на крыльцо без охраны.Так и видится: под сень коломенской дубравы стекается разномастный народ с криками: «А деньги-то не настоящие!» Из дворцовых окон на «дубовую революцию» испуганно взирает придворная челядь, вслух прикидывая, кого царь сдаст на этот раз ради стабильности и всеобщего блага. Большинство сходится на том, что Милославскому всё-таки несдобровать.

Его мгновенно окружает возбуждённая толпа. Кто-то уже дёргает царя за кафтан, хватает за золотые пуговицы. Царь, про себя просчитывая, сколько ему надо продержаться до подхода внутренних войск, обещает разобраться. Обещает кого-то наказать и вообще учинить тотальный розыск воров и татей. И, наконец, ударяет со смутьянами по рукам. Так в первоисточнике и сказано: «ударяет по рукам». А ведь правильно отмечают многие историки, что тогда личность царя, помазанника божьего,  была фактически священна. Не то что до его личности дотрагиваться было нельзя, но даже смотреть в упор! Но делать было нечего – в такие моменты не до церемоний.

Толпа отхлынула было, но из столицы в этот переломный момент подтянулись опоздавшие. В возникшей сумятице почувствовавший свою силу люд опять пошёл к дворцу, нарушив уже все приличия. И тут подоспели драгуны, которые не стали раздумывать и вломились в ряды. Бунтарей стали без затей давить лошадьми, рубить и просто сталкивать с Коломенского холма в Москву-реку. Кончилось тем, что человек сто просто утонуло, а семь тысяч было либо порублено, либо задержано.

«Революция» была подавлена. Но правительство задумалось.

Никто не хотел возвращения к временам всеобщего разлада – слишком тяжки и живы были ещё воспоминания. И общественное мнение было учтено.

Это к разговорам об отсутствующей в Московии демократии. Подобное говорят о стране, в которой основные решения, финансовые и военные, принимались на Соборах, форумах, которые объединяли представителей всех сословий. В Англии парламент был глубоко сословным, а Генеральные штаты во Франции ещё не собирались.

И что же? Вскоре медный стандарт был решительно отменён. В оборот вернули серебро, а медные деньги пустили в переплавку. Причём владельцы медных накоплений даже получили некоторую серебряную компенсацию.

Хотя, надо полагать, за более чем шесть лет хождения условных денег, государство кое-что заработало.

Первая денежная реформа в самом худшем её смысле закончилась.

Эпилог

Наступит время Петра, и страна увидит новые рубли из того же серебра. Правда, как утверждают, пройдоха Меншиков украдёт при чеканке монет уйму денег и переправит в английские банки колоссальную по тем временам сумму в девять миллионов целковых. Говорят, что на таких дрожжах во многом тамошняя банковская система и поднялась.

При Екатерине в ход пойдут бумажные ассигнации, которые обесценятся ещё быстрее медных денег Алексея Михайловича. И Павел Первый прикажет просто сжечь несколько миллионов таких бумажек, чтобы поддержать их курс и не дать разрушиться финансовой системе страны…

А ещё через несколько десятилетий Салтыков-Щедрин посетует, что пока, мол, за наш рубль в Европе дают полтину, а вскоре будут давать в морду.

И министрам финансов доставалось у нас постоянно. Как не вспомнить известного острослова времён Николая Первого А. С. Меншикова, который, услышав, что войска собираются на Кавказе разорить несколько самых «разбойничьих» аулов, откуда шли набеги, порекомендовал поручить это дело министру финансов Киселёву: уж он-то разорит любого!

Правда, сейчас, несмотря на инфляцию, разного рода реформы типа деноминации прошли относительно безболезненно, поскольку современное российское  государство обладает солидными золото-валютными резервами, позволяющими поддерживать курс целкового.

Михаил Щипанов

Источник: file-rf.ru